annoyed
Ольшанский тут про детство рефлексирует. Вспомню-ка что-нибудь и я.В отличие от Мити, моё детство ничем из ряда вон выходящим переполнено не было. Это, однако, вовсе не означает, что Митя в чём-то не прав или заблуждается. Наоборот, из своего тепличного детства я не раз со стороны наблюдал за тем, как оно бывает. Мне не понравилось.
В публичной школе я проучился всего пять лет. Но даже этих пяти лет мне с лихвой хватило для того, что бы раз и навсегда убедится во враждебности всего там происходящего. По окончанию пятого класса я приложил все силы к тому, что бы в шестой класс уже не попасть. К счастью, chere parents ко мне тогда прислушались, так что на следующий год я был отправлен в экстерн, а оттуда на домашнее образование. Это было избавлением.
Избавление это перемежалось регулярными попытками вернуться в “детский” социум, но каждая такая попытка завершалась очередным разочарованием. Так, спустя всего год после моего триумфально ухода, я не придумал ничего лучше, как снова вернуться в школу. Конечно, ни о каком возвращении в стены бывшей колонии и речи быть не могло, ещё свежи были в памяти ужасы первой пятилетки. Я был полон решимости, и учиться решил в “стране цивилизованной”, в Канаде. Сказано – сделано, и на следующий год я поступил в школу-пансион Appleby College.
Оптимизм первых недель быстро сошёл на нет. Большего кошмара, чем жизнь в одной комнате с ровесником было сложно представить, а обилие новых правил и регламентов сводило с ума. Пожалуй, единственным плюсом “того” образования оказалось участливое отношение преподавателей. И тут можно сколько угодно клеймить профессиональную западную доброжелательность, но в детстве, даже такая фальшивая симпатия вызывает куда более тёплые чувства, чем искренняя ненависть российских учителей.
Но то было каплей мёда в бочке дёгтя. С каждым новым днём обучение в школе для будущих белых воротничков приносило мне всё больше страданий. Многие “страшилки” о канадском образовании оказались правдой. Так, застуканный за чтением после отбоя (22:30), ты мог заработать наказание в виде утренней пробежки и отъёма лампочки. Надо ли говорить, что бегал я регулярно?
Особенно злило, что на употребление наркотиков в школе смотрели сквозь пальцы. Каждый второй, и даже младшие классы (middle one) что-нибудь да курили. Всё это у маленького меня вызывало недоумение.
Но ужаснее всего было патриотическое воспитание. Be Appleby. Канада – лучшая страна, Appleby – лучший колледж, Pauls – лучший кампус. О да, be involved, а кто не с нами тот против нас. Стоило мне отказаться поддержать честь кампуса в том или ином мероприятии на меня смотрели как на врага. А ведь были ещё обязательные походы в церковь.
Промучившись год, я принял решение вернуться. Вернувшись, перемежая русские слова английскими я радовался жизни и снова начал подумывать о том, что не плохо бы попробовать учится не дома, а где-нибудь. Но тут родители дали мне почитать одну душераздирающую историю. В районной газете, на первую полосу попали мои бывшие одноклассники ещё из первой школы. Оказалось, что они, предварительно ограбив, покалечили сына какой-то малоизвестной актрисы. На том я решил не экспериментировать и доучился сам. О чём совсем не жалею.
Но всё это мало отношения имеет к тому детству, о котором пишет Митя и которым я, к счастью, никогда не болел. Детство вообще удивительная субстанция. Потенциально способное обернуться наивысшей свободой, детство, как правило, обращается рабством, так как всецело зиждется на родительских плечах. Которые, вопреки расхожему мнению, отнюдь не всегда готовы сделать всё возможное ради.